Тринадцать лет! Мы так недавно
Его приветили, любя.
В тринадцать лет он своенравно
И дерзко показал себя.
Вновь наступает день рожденья…
Мальчишка злой! На этот раз
Ни празднества, ни поздравленья
Не требуй и не жди от нас.
И если раньше землю смели
Огнем сражений зажигать –
Тебе ли, Юному, тебе ли
Отцам и дедам подражать?
Они – не ты. Ты больше знаешь.
Тебе иное суждено.
Но в старые меха вливаешь
Ты наше новое вино!
Ты плачешь, каешься? Ну, что же!
Мир говорит тебе: «Я жду».
Сойди с кровавых бездорожий
Хоть на пятнадцатом году!
1914
Ник. С-му
Что мне делать со смертью – не знаю.
А вы, другие, – знаете? Знаете?
Только скрываете, тоже не знаете.
Я же незнанья моего не скрываю.
Как ни живи – жизнь не ответит,
Разве жизнью смерть побеждается?
Сказано – смертью смерть побеждается,
Значит, на всех путях она встретит.
А я ее всякую – ненавижу.
Только свою люблю, неизвестную.
За то и люблю, что она неизвестная,
Что умру – и очей ее не увижу…
1915
Зеленолистому цветку привет!
Идем к Зеленому дорогой красною,
Но зелен зорь весенних тихий цвет,
И мы овеяны надеждой ясною.
Пускай он спит, закрыт, – но он живет!
В Страстном томлении земля весенняя…
Восстань, земля моя? И расцветет
Зеленопламенный в день воскресения.
1915
Приманной легкостью играя,
Зовет, влечет свободный стих.
И соблазнил он, соблазняя,
Ленивых, малых и простых.
Сулит он быстрые ответы
И достиженья без борьбы.
За мной! За мной! И вот, поэты –
Стиха свободного рабы.
Они следят его извивы,
Сухую ломкость, скрип углов,
Узор пятнисто-похотливый
Икающих и пьяных слов…
Немало слов с подолом грязным
Войти боялись… А теперь
Каким ручьем однообразным
Втекают в сломанную дверь!
Втекли, вшумели и впылились…
Гогочет уличная рать. Что ж!
Вы недаром покорились:
Рабы не смеют выбирать.
Без утра пробил час вечерний,
И гаснет серая заря…
Вы отданы на посмех черни
Коварной волею царя!
. . . . . . . . . . . . . . .
А мне – лукавый стих угоден.
Мы с ним веселые друзья.
Живи, свободный! Ты свободен –
Пока на то изволю я.
Пока хочу – играй, свивайся
Среди ухабов и низин.
Звени, тянись и спотыкайся,
Но помни: я твой властелин.
И чуть запросит сердце тайны,
Напевных рифм и строгих слов, –
Ты в хор вольешься неслучайный
Созвучно-длинных, стройных строф.
Многоголосы, тугозвонны,
Они полетны и чисты –
Как храма белого колонны,
Как неба снежного цветы.
1915
Два ответа: лиловый и зеленый,
Два ответа, и они одинаковы,
Быть может – и разны у нас знамена,
Быть может – своя дорога у всякого,
И мы, страдая, идем, идем…
Верю… Но стих-то мой не о том.
Стих мой – о воле и власти.
Разве о боли? Разве о счастье?
И кем измерено, и чем поверено
Страданье каждого на его пути?
Но каждому из нас сокровище вверено,
И велено вверенное – донести.
Зачем же «бездомно скучая» ищем
На «мерзлом болоте» вялых вех,
Гордимся, что слабы, и наги, и нищи?
Ведь «город прекрасный» – один для всех.
И надо, – мы знаем, – навек ли, на миг ли,
Надо, чтоб города мы достигли.
Нищий придет к белым воротам
В рубище рабства, унылый, как прежде…
Что, если спросят его: кто там?
Друг, почему ты не в брачной одежде?
Мой стих не о счастье, и не о боли:
Только о власти, только о воле.
1915
Развейся, развейся, летучее знамя!
По ветру вскрыли, троецветное!
Вставайте, живые, идите за нами!
Приблизилось время ответное.
Три поля на знамени нашем, три поля:
Зеленое – Белое – Алое.
Да здравствует молодость, правда и воля!
Вперед! Нас зовет Небывалое.
1915
В нашем Прежде – зыбко-дымчато,
А в Теперь – и мглы, и тьмы.
Но срослись мы неразнимчато, –
Верит Бог! И верим мы.
1915
Н. Г.
Радостно люблю я тварное,
святой любовью, в Боге.
По любви – восходит тварное
наверх, как по светлой дороге.
Темноту, слепоту – любовию
вкруг тварного я разрушу.
Тварному дает любовь моя
бессмертную душу.
Стоны, Стоны,
Истомные, бездонные,
Долгие, долгие звоны
Похоронные,
Стоны,
Стоны…